Кто мы, незнакомцы из разных миров
Или, может быть, мы – случайные жертвы стихийных порывов?…
Знаешь, как это сложно – нажать на курок,
Этот мир так хорош за секунду до взрыва…
(с) Flёur
Посвящается Лю и Ди, самым светлым и удивительным.


***
Как вернуться в другую жизнь, которая кажется сказкой,
Когда всюду прошёл ремонт?
(с) Flёur

- Неужели опять занято? – Она набирала его номер, казалось, уже сотый раз, но всё никак не могла прорваться…
Это был его номер, номер человека, которого она каждый день видела во сне… Человека, сводящего её с ума своими пронзительными серо-голубыми глазами…
- Чёрт! Возьми трубку, ты мне очень нужен… Хм… Опять глухо… Чёрт!
Она снова и снова набирала номер, который выучила наизусть… В какой-то миг она вдруг отчётливо поняла, что сегодня – последний день, когда она сможет с ним поговорить… Однако телефонная трубка предательски молчала, точнее издавала короткие гудки…
- Чёрт! Что за день? Пожалуйста, возьми трубку!

Очнувшись от глубокого и почти мёртвого по своей беспокойности сна, она открыла глаза – в окно опять настойчиво светило кроваво-красное солнце светофора. Так уж вышло, что окно её маленькой, но главное – своей, комнаты выходило на улицу, где, затерявшись в муторно-приторном от зноя кислороде, жил светофор. Светофор, по-видимому, выбрал неправильное место жительства, так как дороги в этой беззвучной и таинственной части города не было, зато светил, подмигивая ярким светом, он, светофор. Возможно, когда-то здесь находилась оживлённая автомагистраль, но потом, с течением времени, по приказу надменного города, изменившего русла своих кровеносных сосудов, автомагистраль заросла травой, молодой порослью и кое-где мхом. А одинокий светофор всё указывал путь нерадивым пешеходам, заблудшим в эту часть города по случайности. Зато теперь он гордо мог считать себя повелителем судеб, ну, или, по крайней мере, одной судьбы уж точно – светофор превратился в трёхглазое солнце, освещающее путь той, которая каждое утро в одно и то же время сонно выглядывала из своего окна и, проведя взором по радужному приветствию стального маяка, мгновенно прятала взгляд и тенью ускользала вглубь комнаты.
Она сползла с кровати, покинув плен нагретого теплом её тела одеяла, по привычке слегка приподняв подол коротенькой ночной рубашки, медленно подошла к подоконнику и, недоверчиво взглянув на перекрасившееся в зелёный солнце, задёрнула жалюзи. Осторожно рассекая липкое воздушное пространство, она прошлёпала на кухню. К босым ногам приклеивались частички ночи, но она, весело ими болтая, сидя за кухонным столом, стряхивала молекулы темноты в пустоту, разверзшуюся в водовороте воздуха, встревоженного её дёрганными движениями. Чайник издал протяжный поскуливающий вой, известивший о том, что он готов к труду и обороне. «Хватит спать! Вставай, соня!» - казалось, кричал металлический певец. Она ловко выключила плиту и налила в кружку только что закипевшую воду. Чайные и цветочные лепестки закружились в жарком аргентинском танго, окрашивая кипяток в нежно-шоколадный оттенок. За окном, позвякивая, застучал свежий летний дождь, по обыкновению приносящий с собой прохладу. В соседней комнате судорожно заверещал телефон. Ах, да… Как же она могла забыть об этой функции – будить? Нет, вот что-что, а будильник являлся для неё категорически бесполезной вещью – вот уже три месяца, как она опережает время, поднимаясь с постели вслед за красным диском светофора.
Надо же, ей снова снилось его лицо, а она всё никак, как бы ни старалась, не могла его вспомнить или хотя бы узнать, понять, где же она его видела. Эти прекрасные серые глаза не давали ей покоя, вгрызаясь вглубь её души, отравляя кровь неясными мутными зельями, о составе и происхождении которых она не имела ни малейшего, пусть даже призрачного, представления. Натянув на хрупкие плечи футболку с нарисованной на ней дико смешной обезьяньей мордой она недоверчиво взглянула в зеркало.
- Ну вот… Здравствуй, буйство на голове! – она скривила губы в иронической улыбке. Соорудив причёску из прочного лакового каркаса, она отправила косички на левое плечо, затем надела клетчатые шорты. Сегодня был выходной, а, следовательно, она могла весь день посвятить прогулкам по чужому городу. Город настойчиво пытался доказать ей, что уже достоин называться «родным», но она была непреклонна – в её сердце не так-то просто было перемещаться в рейтинге «родных». Особенно городам. Особенно большим и душным. Особенно чужеродным и отталкивающим по своей природе.
Надев кеды, она вышла на лестничную площадку, где неудовлетворённо отметила, что периметр кирпичной клетки тёмен и сыр.
- Нужно, наверное, купить лампочку, а то так и убиться немудрено, - думалось ей.
Автобус окутал её клубами едкого дыма, окатил только что приготовленной дождём грязью, овеял облаком выхлопных газов и атмосферой хамства и равнодушия. Она торопливо, будто не желая промокнуть под мелким, расписанным тонким шёлком с жемчужным блеском, дождём, пробралась в салон битком набитого транспорта. Кое-как устроившись в неудобном месте между животом солидного пиджака и хрупким старушечьим тельцем, скукоженным годами и жизненным опытом, она подумала о том, что время дождя – это, пожалуй, самое благостное время на земле. В её голове и сердце неизменно возникало ощущение, что дождь смывает грязь не только с пыльного города, закованного в асфальт и полиэтилен… Дождь, будто контрастный душ, смывает с лиц людей пафос и всё наносное, обнажая, как хулиганка-осень деревья, все истинные и тайные помыслы и желания этих странных двуногих существ – людей.
Неожиданно её в плечо толкнул свирепствующий пиджак:
- Эй, красавица, ты выходишь на следующей? – Нет, ей не было больно. Ей столько раз причиняли боль, что она, подобно птице-фениксу, каждый раз возрождалась из пепла. Раз за разом. Вновь и вновь. Вот тот смуглый кудрявый египетский принц, то – да… тот сделал ей действительно больно… Тогда, в прошлой жизни, из цепких лап которой она так старалась вырваться, бесконечно глотая яд, содержащийся в смоге этого проклятого города, тогда он толкнул её не в плечо… Он толкнул прямиком в душу, выдрав из груди то, что когда-то было сердцем, и, толкаясь в шатающемся автобусе, так и не удержал в руках этот хрупкий ошмёточек её души – выронил. А сердце, ударившись об грязный пол залитого ржавым дождём автобуса, разбилось, нет, даже не на сотни осколков… Оно разлетелось в пыль, поднявшуюся от топота десятка ног спешащих по делам пассажиров вверх, запутавшуюся в его кудрявых волосах, впитавшуюся в воздух, которым он дышал и навсегда осевшую в его лёгких, якорем таща его за собой напрямую ко дну…
Тогда ей действительно сделали больно. А сейчас ей было всё равно, как-то никак, одним словом. И даже слёз не катилось из глаз.
- Да, выхожу, - улыбнулась она пиджаку. Сейчас уж точно не было времени дерзить и пререкаться – оно, время, было жизненно необходимо ей для того, чтобы найти ЕГО среди стен и мостовых этого чужого города.
Воспоминания о черноглазом принце разбередили старую, всё ещё кровоточащую рану… Кольцо, хранившее эти самые воспоминания о её прошлом, невыносимо жгло палец. Она схватилась за серебряное украшение, пытаясь содрать его с пылающего пальца, однако кольцо никак не поддавалось – оно прочно осело на её руке, выжигая на светлой коже огненные иероглифы, не дающие ей вырваться из клетки памяти.
Она уставилась в окно в надежде унять адскую боль в пальце, и вдруг наткнулась на пристальный взгляд серо-голубых глаз по ту сторону автобусного стекла. Она вмиг забыла о боли и вытянулась навстречу невероятно пронзительным глазам. Но суеверный дождь слизал отражение такого родного незнакомца со стекла и продолжил плакать, косо опадая на землю и толпящихся на остановке людей. А парень, которого она каждый день ждала во сне, скрылся из поля зрения, его поглотило людское месиво и унесло по дороге туда, где, как ей казалось, должно было быть непременно светло и свободно…

Вырвавшись из глупого автобуса, она достала телефон и стала нервно набирать цифры, не желающие складываться в номер:
- Алло, Кать… Ты не поверишь… Я…видела…ЕГО… Представляешь… Нет, лучше я сейчас к тебе приду – и всё расскажу… Хорошо?

***
Спотыкаюсь от лёгкого ветра,
Упиваюсь придуманной болью,
Лучше странно, чем незаметно –
Нет безумным нигде покоя…
(с) Flёur

- Только возьми трубку, - Он пытался утихомирить скачущие мысли, но эти вербальные попрыгунчики всё никак не давались пойматься в капкан, прочно сплетённый его изобретательным разумом, - Ну, возьми же…
Безуспешно. В его трубке раздавались лишь гудки, и все сплошь короткие…
- Ну, хотя бы один длинный гудок, - Этой роскоши ему бы вполне хватило, - Всего лишь один… Чёрт!
Он бесконечно набирал её номер, а его терпению постепенно приходил конец… Вот уже три месяца, как он безрезультатно пытается дозвониться до неё, той самой девушки, которая сводила его с ума, окружая вереницей бесконечных бессонниц…

Приподняв голову, возложенную на скромный импровизированный трон, который был ничем иным, как множеством бумажных страниц, скреплённых твёрдой обложкой, он недоверчиво ущипнул себя за ногу. Чувство лёгкого покалывания возвестило о том, что возвращение в реальный мир прошло более-менее успешно. Встряхнув чёрной шевелюрой, он пару минут заворожено смотрел в книгу, затем потянулся и бросил беглый взгляд на окно. Взгляд, надо сказать, обшарив весь оконный периметр, вернулся обратно к адресанту, вероятно, потому что так и не нашёл того, что искал – светофора, ставшего символом его сновидений, а он так жаждал красного света этого загадочного светофора, под сень которого она каждый раз уходила… Он проснулся, когда на улицах ещё светили фонари, и почему-то только сейчас, когда уже неоднократно глядел на книгу, с искренним удивлением понял, что заснул, предавшись своему любимому занятию - чтению… Всё-таки эта книга, какой бы интересной ни была, неминуемо клонила его в сон… Пытаясь окончательно подавить приступ зевания, он направился в ванную…
- Идиотский сон, - Подумал он, поливая голову с душа ледяной водой, - Почему у неё бесконечно занято? Вопрос прямо-таки на засыпку… Почему я вижу её во сне каждый день? Ещё один риторический вопрос…
Вопросы действительно были непросты, да и задавал он их сам себе неспроста. Три месяца бесконечных бессониц, стремлений ещё раз, хоть мельком увидеть её лицо, горьких раздумий и измышлений наводили на мысль, пусть и полубредовую, но ведь мысль же, что он обязательно, чего бы ему это ни стоило, должен отыскать девушку, прочно вселившуюся в его сны, похитив тем самым его покой, а заодно и сердце… Как её искать, наверняка знали все мало-мальски образованные сыщики, которые хоть немного разбирались в аналитической экспертизе, парочку раз бывали в шкуре следопытов и умело обращались с тотемом всех сыщиков – лупой, но он, увы и ах, гордого звания детектива не носил… Да и если бы носил, то вряд ли использовал бы эту почётную должность, ибо одно дело - разыскивать людей в реальности, и совсем другое – во сне… Тут нужны более тонко и аккуратно настроенные инструменты, такие, как, например, интуиция, ну, или, скажем, простое человеческое чутьё… То есть он-то абсолютно точно осознавал, что чутьё ему понадобится нечеловеческое, но игра стоила свеч…
В ускоренном темпе натянув на плечи рубашку, он вышел на кухню, чтобы вскипятить чайник… На столе лежала записка: «Ди, буду поздно – домой не жди. Убежал к Соне. Заскочи к Кате, забери фоты с концерта, она будет ждать»… За маленьким кухонным окном виднелось небо, пробуждающееся от сна. Лёгкие лучи света проникали в тесное помещение, заставляя радугу играть на занавесках и только что вымытом стакане… Косой дождь забарабанил по подоконнику, призывая недальновидных людей взять с собой зонты и капюшоны. Он вздрогнул, услышав постукивание капель на железной оконной оправе, потому что дождь он любил… Чайник закудахтал на плите, пыхтя и пытаясь выплюнуть свисток, стал кричать на всю кухню… Он, полностью погружённый в размышления о странных снах, автоматически выключил чайник и налил в стакан кипяток. По кухне разлился запах зелёного чая с мятой, пробудив в нём давно забытые ощущения из детства, когда мама готовила по утрам травяной чай и пекла настоящие пирожки… На пирожки времени никак не было – нужно было уходить на работу…
Он спустился по небольшой лестнице, ведущей во двор, и в несколько прыжков преодолел расстояние дворового пространства, оказавшись на улице. Надо отметить, что улицы эти были ему чужды и даже противны. Он уважал город, он был ему признателен и благодарен за приют, но не более… Этот город он не любил… Его раздражала грязь, редкая растительность, бетонная убогость и равнодушие людей, царственно носивших клеймо горожан… Но больше всего он ненавидел эти мерзкие, погрязшие в пыли автобусы, как, например, это чудо, остановившееся прям перед его лицом, когда он заворожено наблюдал за окрасившимся в красное светофором, стоя на остановке, обещающей ему какой-нибудь транспорт…
От скуки он принялся рассматривать этот шедевр народного зодчества, иначе и не скажешь, ибо создавалось впечатление, что автобус вырублен из цельного куска древесины… Он водил взглядом по автобусным стёклам по привычке, ведь все эти сумасшедшие три месяца он только и жил тем, чтобы разглядывать автобусные окна, ведь так поступать настойчиво рекомендовал нахальный сон, возомнивший себя кем-то вроде доктора Курпатова… Как вдруг он наткнулся на её глаза… Да-да, ему не почудилось, это были именно её глаза…
Светофор, подмигнув, сменил шёрстку на новую, цвета свежей зелени, дождь нервно опадал на землю, будто трясся в беззвучной истерике… Толпа клеймённых подхватила его и понесла на другую сторону асфальтовой реки, и, как бы он ни сопротивлялся, всё не мог вынырнуть из этого живого и многоголосного надменного потока, уносящего его всё дальше и дальше от неё…

Нащупав в кармане записку, слово в слово цитирующую утреннюю виршу, он устало побрёл по улицам этого дурацкого города в поисках указанного адреса, плохо понимая, что творится вокруг… Вселенная рухнула – он потерял ЕЁ!

***
Целый мир на мгновенье перестанет вращаться,
И смотреть – не насмотреться, и дышать – не надышаться…
(с) Flёur

Он держал ёё за руки и не хотел ни на секунду отпускать её от себя…
Она шепотом объясняла, что ей пора… Что они ещё встретятся миллионы раз, потому что теперь они знают, что никак не могли дозвониться друг другу, потому что звонки их были параллельными, абсолютно синхронными…
Еле слышимый звон громом раздался в её ушах – кольцо, то самое, что мучило её долгие полгода, соскользнуло с пальца и, ударившись об асфальт, провалилось в канализационный коллектор, уносящий своими гигантскими потоками последствия сегодняшнего дождя…

***
Она осторожно, будто боялась ненароком причинить боль, кончиками пальцев прикоснулась к его небритой щеке, провела рукой по освещённому внутренним светом лицу, стирая свежую кровь, сочащуюся из губ, рукавом. Потом, нежно прижавшись губами, поцеловала и заглянула в его до боли родные глаза, те самые серо-голубые глаза, что не давали ей покоя ночами… Он, нечаянный виновник её бессонницы, улыбался и тихо напевал новые строчки, выцарапанные из глубины души специально для неё…
Он, ощущая рядом, совсем-пресовсем рядом, настолько рядом, что даже сердце проваливалось в пятки, тепло и свет, которые он неимоверно долго искал в каждом взгляде, стремительно схватил её, такую хрупкую и дрожащую от сшибающего с ног ветра и горькой досады, в охапку. Затем, приведя в порядок выбитое из колеи дыхание, расставив в памяти события, произошедшие за последние несколько часов, по полочкам, вдруг закричал:
- Всё будет хорошо, слышишь? Всё обязательно будет замечательно… Ведь не зря же я так долго искал тебя, соревнуясь с реальностью и снами, всматриваясь в каждое автобусное стекло… Лю, я знаю, всё будет хорошо! Мы обязательно уедем из этого проклятого города… Не нашего города… Уедем. Далеко. Навсегда. Я обещаю!
Она уткнулась носом в его плечо, в беззвучной молитве подняв глаза к небу…

Весенний воздух был пропитан электричеством и сыростью, смешавшимися во взрывоопасную субстанцию, квинтэссенцию страсти и ярости и распавшимися на миллиарды жемчужных бусин, обрушившихся дождём на этот ничтожный и злой город… Бесчувственный мегаполис спал, утонув в густом, полупрозрачном, молочно-розовом свете Луны, висевшей бельмом в глазах неба и приглушённо озаряющей два силуэта, которые переплелись в единое целое… Ночь устало перевернулась на другой бок и, зевнув, накрылась одеялом, сотканным из туч…
***
Я иду по твоим следам,
У тебя за спиной, за тобой по пятам…
(с) Flёur

Сгибаясь от старости и так не вовремя приключившейся болезни, старик, укутанный в палантин из шёлка цвета небесной лазури, подошёл к кромке морской глади. Зачерпнул в ладонь немного солёной воды. Поднеся к губам мутную жидкость, он шёпотом принялся приговаривать заклинания, уносящиеся в потусторонние миры. Туда, где сейчас мокла под дождём одноглазая Луна… Затем, порывшись в кармане, старик взял в руку два камня: один – бирюзовый, другой – фиолетовый, кинул их в морскую пучину, с благоговением уставившись на поглощающую их стихийную мощь…
Кудрявый египетский принц, сидящий неподалёку у берега, по колено в воде, на самом дне песчаной воронки перебирающий пальцами шёлк постели пустыни, схватился за сердце. Внезапно на его красивом смуглом лице промелькнула тень ухмылки – он достал из глубины песочного месива тонкое серебряное кольцо…
Старик смотрел на кольцо долго. И улыбнулся лишь тогда, когда Луна стояла над песочным ковром, покрывая отблесками седину старого араба…
- Мы выполнили свою миссию. Теперь она наконец-то свободна!
Кудрявый мальчишка нежно спрятал кольцо в карман и побрёл в сторону пирамид, туда, откуда должно было взойти солнце…
***
Я подмигнула своей кухне и пошла спать…
Во сне я улыбалась, пожимая руку седовласому арабу…